Ирина Левашева – яркий московский художник, реставратор, декоративист. В творчестве Ирины сочетается несколько художественных направлений, каждое из которых обогащает другое и позволяет сохранять творческий тонус, находить новые неожиданные решения и технические приемы.
Один из видов творчества Ирины – японская живопись в технике суйбокуга, или суми-э, для овладения которой пришлось пройти долгий путь обучения и практики, прежде чем освоить эту технику на высоком уровне мастерства. Технические особенности этого вида графической живописи очень своеобразны и во многом противоположны европейско-русской традиции. Ритм, с которым работает рука художника – это ритм самой жизни, молниеносный, мгновенный. Наверное, с японской живописью можно сравнить только технику нашей фрески, которая требует таких же быстрых и точных ударов кистью, не терпящих никаких исправлений. Эти же навыки быстрой и спонтанной работы Ирина переносит в масляную технику, традиционную для Средиземноморья. Но и в том, и в другом направлении проявляются одни и те же мотивы, философская и символическая основа, темперамент, художественный опыт. В японскую живопись, благодаря новым идеям Ирины, проникают типично русские мотивы («Дорога к храму», «Город воспоминаний», где изображен Павловск после Великой Отечественной войны), а европейские приемы адаптируются к азиатским («Мутные карпы в мутной воде», икебаны, водопады). Хотя по сути своей главный лозунг импрессионизма («остановись, мгновение») как нельзя лучше подходит к японской живописи.
Несмотря на внешне светский характер сюжетов, которые можно отнести к анималистическому жанру или жанру пейзажа и натюрморта, в основе своей мотивы японской живописи религиозны и иллюстрируют философию дзен-буддизма. Живопись суйбокуга, или суми-э (сочетание туши – «суми» и живописи – «э») возникла в XIV веке, и первыми ее художественными исполнителями могли быть только священники, затем самураи, так как это духовно напряженная работа. Изображения природных явлений были своего рода иконами религии, такими же, какими являются для нас иконы святых. Суть этих изображений, если только ее можно выразить словами, заключалась в том, что каждая малая деталь природы – это и есть весь мир. «Простые черные линии, нанесенные на белую бумагу, могут представлять собой сложную модель, подобно тому, как в Дзен несколько произнесенных слов могут быть результатом многих часов медитации»
В дзен-буддизме есть одна прекрасная легенда, рассказывающая о том, что однажды Будда, вместо того, чтобы прочитать словесную проповедь, вышел к ученикам с цветком в руке. Он молча стоял, улыбаясь и рассматривая его. Из двадцати пяти человек, внимавших мастеру, только один из них смог понять истинный смысл этой бессловесной проповеди, и его лицо озарила улыбка. Говорят, что его улыбка передавалась от одного поколения к другому, и в результате возник дзен-буддизм. Об этой легенде напоминает каждый цветок, оставленный легкой рукой художника на рисовой бумаге («Ирисы», «Сазанка», «Сакура» и другие). Отдельные их виды сами по себе являются хранилищами мифов. Сакура (декоративная вишня), например, олицетворяет мимолетность, так как она цветет иногда лишь считанные часы. А ее розовый цвет напоминает о крови мучеников, которые были привязаны к ее стволу. Цветок камелии в разные века был символом богини солнца Аматэрасу, но мог олицетворять и роковую переменчивость судьбы из-за своей особенной чувствительности к солнцу и дождю. Подсолнух сразу же заставляет вспомнить картины Ван Гога, но вслед за ними вспоминается и солнечная символика («Каравай солнца»). Особенное значение имел бамбук: японцев поражал тот факт, что ствол внутри был полым, и они верили, что внутри него обитают божества и духи. Благодаря своей прочности бамбук был символом стойкости перед ударами судьбы. Деревья также были носителями особых смыслов. Так, согласно представлениям японцев, боги сошли на землю, опустившись на ветви сосны. А первыми святилищами дзен-буддистов были простые рощи, поляны, берега рек, на которых разыгрывались разные сценки природы.
Большая часть работ Ирины вдохновлена японской поэзией. Цветущая ветвь на фоне луны созвучна короткой строфе средневековой поэтессы Сикиси:
Печалится взор.
О, если б найти приют,
Где осени нет!
Везде – на лугах, на горах –
Луна поселилась.
В творчестве Ирины особое значение и силу имеет пион (Счок рэй – творческое имя («Прекрасный Пион»)), цветок, которому посвящено множество мифов и который символизирует императорскую власть и богатство, а также воплощает весну и женскую добродетель. В репертуар художника вошли и типично русские растения («Люпины», ветви с плодами яблок, боярышник и др.), но все они выполнены в той же самой непривычной для таких мотивов технике суйбокуга или с сильным ее влиянием.
Постепенно суми-э перестала быть принадлежностью только лишь монашеского класса, и стала частью всего общества. Остались чудесные легенды о мастерстве художников, каждая из которых вспоминается, когда смотришь на работы Ирины. Однажды, например, приглашенные во дворец мастера расписали его стен так, что настоящие птицы, жившие там, начали танцевать перед изображениями. А дикий ястреб даже совершил нападение на одного из искусно выписанных зверков. Животные, как и другие изображения в японской живописи, никогда не были просто животными, каждое из них – это целый символ. Например, барсук, или енот – приносил счастье, а крыса – наоборот… Основная символика рыб – это удача, сила духа. Хотя часть из них простые, серые карпы, запутавшиеся в мутной воде пруда («Карпы в мутной воде»), а другие – плавающие в быстрой реке, против ее течения, переливающиеся разными цветами кои-самоцветы. «Каждый карп должен подняться к Вратам Дракона вверх по Желтой реке, где будет превращен в дракона».
Птицы в японской живописи олицетворяют высшие сферы, душу человека; они связывали божественный и человеческий миры, служили посланцами богов, их вещими знаками. Так, садзаки – самая маленькая птичка в Японии (ок. 5 см) – божество входа в потусторонний мир. Пестрые зимородки были покровителями рыбаков. Магической и священной силой обладали и другие птицы – орлы, коршуны, лебеди, журавли, кукушки. Клювами хищных птиц старейшины украшали свои ритуальные головные уборы. Считалось, что после смерти душа-птица могла улететь очень далеко, в сторону райского острова, в страну Токоё, где никогда не бывает холодно, не вянут цветы, нет старости и всегда царит весна. Каждая картина Ирины возвращает нас мысленно к этому чудесному месту.
Хотя японская серия Ирины Левашевой выглядит традиционной, глубоко укоренной в азиатском искусстве, менталитете, на самом деле, в работах синтезируется очень много приемов, которые возникали в суйбокуга на протяжении веков. Так, например, большая часть картин раннего периода в японской традиции была монохромна, допускались лишь легкие цветовые тонировки. В работах Ирины, и в тушевых, и особенно в масляных, – много цвета, экспрессивного, яркого, смелого. В графических листах иногда используются растворы натуральных трав для тонких и естественных по своему цвету тонировок (реставрационный прием), которые создают «живопись из тонкого тумана». Развитие отдельных жанров могло занимать целую эпоху и олицетворять ее: т.н. «горы и реки», «цветы и фрукты», «портреты патриархов» и т.д. Теперь художник выбирает любой из них или все сразу, по своему вкусу. В технику масляной живописи Ирины проникли отдельные приемы суйбокуга: «капельный эффект» (тарасикоми), который возникал за счет нанесения капелек туши на сырую поверхность; «меняющаяся перспектива», когда при переходе от одного фрагмента к другому угол зрения может меняться; «психологический масштаб», при котором наиболее важные предметы изображались значительно большими, в независимости от естественного размера.
При всем соблюдении общей стилистики в работах Ирины господствует авторский, творческий подход к сложившимся канонам, синтез графических, живописных, реставрационных средств, что дает неожиданные и интересные результаты и позволяет ощущать творческую свободу.